Перед "Грозой 12-го года…"

Ещё в феврале 1810 года военный министр генерал М.Б. Барклай де Толли во всеподданнейшей записке Александру I предлагал вести против Наполеона оборонительную войну, создав главную оборонительную линию по Западной Двине и Днепру. На протяжении 1810, 1811 и в первой половине 1812 года подготовка к войне осуществлялась, в основном, по этому плану. Тем не менее в феврале 1811 года генерал Л.Л. Беннигсен разработал свой стратегический план ведения войны с Францией, предусматривающий главным образом наступательный характер войны. Его суть сводится к тому, что Россия должна опередить Францию и первой объявить ей войну, заняв Пруссию и Польшу. В качестве союзника рассматривалась Пруссия. Однако этот план был отвергнут Императором Александром I. 

В том же 1811 году свой план предложил и генерал князь П.И. Багратион. В письме Императору Александру I он предлагал сразу отдалить театр военных действий от пределов России и вторгнуться на территорию герцогства Варшавского, где разбить противника по частям прежде, чем ему удастся сконцентрироваться. Российский историк П.Н. Грюнберг пишет: "Александр I не мог принять план Багратиона, как и иные планы, основанные на превентивном ударе с благородной целью отодвинуть войну и разорение от границ России. Как бы ни были они продуманы и аргументированы в военном отношении, эти планы приносили политический ущерб, давали противнику формальный повод объявить Россию зачинщиком войны, агрессором".

Тем не менее Александр I решил использовать элемент этого плана и выдвижением армии Багратиона к границам герцогства Варшавского дезориентировать неприятеля. Говоря о возможном вторжении армии Багратиона в Польшу, Бенкендорф свидетельствует, что "русское командование затеяло своего рода игру с Наполеоном, показывая своими действиями, что готово следовать известным французскому командованию проектам, но не шло в их исполнении далее демонстрации намерений". 

По воспоминаниям графа Л.М. де Нарбонна, Царь сказал: "Я не строю иллюзий. Я знаю, что Наполеон - великий полководец. Но как видите, на моей стороне пространство и время. Вы не будете иметь даже уголка в этой враждебной для вас стране, где я бы не смог бы защищаться, прежде чем заключить позорный мир. Я не нападаю, но я не опущу оружия, пока хоть один иностранный солдат останется на территории России".        

Эта позиция Александра I подтверждается воспоминаниями А. де Коленкура, согласно которым Император заявил: "Я не обнажу шпаги первым. Я не хочу, чтобы Европа возлагала на меня ответственность за кровь, которая прольется в эту войну2. 10 (23) июня за сутки до нападения Наполеона, Государь писал графу А.Н. Салтыкову: "Ежечасно ожидаем быть атакованы. С полной надеждой на Всевышнего и на храбрость Российских войск, готовимся отразить неприятеля".        

Накануне нападения Великой Армии, Россия вела уже две долгих войны: с Персией (1804-1813) и с Османской империей (1806-1812). Мир с последней М.И. Кутузову удалось заключить за месяц до наполеоновского вторжения. В январе 1812 года вспыхнул мятеж в Кахетии, инспирированный турками и французами. Русским войскам в течение всего 1812 года пришлось вести упорную и тяжёлую борьбу с мятежниками. В Европе Россия осталась без союзников. Единственный потенциальный союзник – Великобритания - был скован, не без наущения Наполеона, начавшейся в июне 1812 года войной с США. 

В связи с этим русские силы, которые и так сильно уступали Великой Армии, были разбросаны по территории империи.

Численность русской армии на март 1812 года составляла: 590 973 человека при 1 556 орудиях. Из них на Западе находилось три армии: 1-я армия генерала М.Е. Барклая-де-Толли (127 тыс. человек при 558 орудиях), 2-я Западная армия князя П.И. Багратиона (48 тыс. человек при 216 орудиях) и 3-я Резервная обсервационная армия генерала А.П. Тормасова (43 тыс. человек при 168 орудиях).

Что касается Дунайской армии, то она к моменту нападения Наполеона "находилась в Валахии, и хотя уже были подписаны прелиминарные с Портою пункты мира, но до совершенного окончания оного, вывести её оттуда было невозможно". Дунайская армия поспела к театру боевых действий только к сентябрю 1812 года и никакого существенного влияния на начальный период войны оказать не могла. 

Силы Наполеона и России на июнь 1812 года были несопоставимы. Общая численность населения Российской империи равнялась 41 млн человек. При этом она имела общие вооружённые силы в 400-500 тысяч человек. Население Франции (с вассальными государствами) на 1812 год - 71 млн человек. Так как вместе с Великой армией против России выступила практически вся Европа, то только резерв Наполеона, предназначенный на случай неудачи похода, составлял 1 млн 940 тысяч человек. Фактически всё годное к несению строевой службы население Франции и Италии, общей численностью 4 млн человек, было поставлено под ружьё в рамках так называемой Национальной гвардии.

Вот почему ему так быстро удалось восстановить свою армию в 1813 году, и почему Александр I так настаивал на Заграничном походе. Имея такой колоссальный источник живой силы, Наполеон смело мог выдвигать в русский поход войско в 1 млн человек. Россия же при всём напряжении своих сил не могла иметь общую армию более 500-600 тысяч. На Западном фронте эти силы не превышали 150 тысяч человек. 

Непосредственно перед началом войны со стороны Императора Александра был предпринят ряд действий, которые можно было бы истолковать как подготовку превентивного удара.

Весной 1812 года Царь неоднократно предупреждал Наполеона, что если его войска перейдут через Одер и двинутся к Кёнигсбергу, он даст приказ своей армии вступить в Восточную Пруссию.

По воспоминаниям генерала А.П. Ермолова, весной 1812 года "со стороны нашей, казалось, все приготовления были к наступательной войне: войска приближены к самым границам, магазины (то есть склады с продовольствием - П.М.) весьма важные, заложены в Белостокской области и Гродненской губернии, почти на крайне черте пределов наших". 

14 апреля Александр I выехал в Вильно, чтобы "на месте определить планы действий". Поклонник Бонапарта, историк О. Соколов, совершенно правильно отмечал, что Наполеон "боялся, чтобы русские войска перешли в наступление и сорвали тем самым его тщательную подготовку к кампании". Но именно этого и хотел Александр I! Вся его "подготовка" к войне не была ничем иным, как большой военной игрой, призванной дезинформировать Наполеона и заставить его начать наступление. Эта игра полностью удалась.

Понимая, что победить огромные полчища в генеральном сражении невозможно, что любой его исход, даже успешный, будет гибельным для русской армии, Император Александр выбрал единственно верную тактику: заманивая неприятеля для отступления вглубь России.

Ярчайшим примером этой тактики служит знаменитый Дрисский лагерь. Он являлся частью стратегического плана генерала К.Л. Пфуля (или Фуля). Сколько раз советская историография высмеяла глупого пруссака и "бездарного" Александра I, которые чуть не погубили армию, собрав её в одном лагере! На самом деле Дрисский лагерь был искусно расставленной Царём ловушкой для Бонапарта и его армии. Лагерь играл роль современных надувных танков. Главное было заставить Наполеона поверить, что русские войска соединятся, и будут обороняться именно под Дриссой.

Грюнберг пишет: "Эта видимость создавала желаемую иллюзорную перспективу для Наполеона: не надо поодиночке давить русские корпуса в приграничной зоне. Пусть сконцентрируются в нелепом лагере, построенном по плану академического чудака. Впереди их окружение в этом лагере и разгром, победа выше Ульма и Аустерлица. Убежденность в том, что противники способны только повторять одни и те же ошибки из кампании в кампанию и совершать новые, подвела французский главный штаб и излишне самоуверенного полководца. Работа по дезинформации противника русскими проделана была огромная".

При приближении противника к Дриссе лагерь был немедленно оставлен, что стало для Наполеона полной неожиданностью: русские ушли в неизвестном направлении. Война приобретала для захватчиков зловещий характер.

Стало ясно, что Александр I переиграл Наполеона, введя его в заблуждение.